Неточные совпадения
На
парней я не вешалась,
Наянов обрывала я,
А тихому шепну:
«Я личиком разгарчива,
А матушка догадлива,
Не тронь!
уйди!..» —
уйдет…
Этот
парень все более не нравился Самгину, весь не нравился. Можно было думать, что он рисуется своей грубостью и желает быть неприятным. Каждый раз, когда он начинал рассказывать о своей анекдотической жизни, Клим, послушав его две-три минуты, демонстративно
уходил. Лидия написала отцу, что она из Крыма проедет в Москву и что снова решила поступить в театральную школу. А во втором, коротеньком письме Климу она сообщила, что Алина, порвав с Лютовым, выходит замуж за Туробоева.
Носильщики, поставив гроб на мостовую, смешались с толпой; усатый человек, перебежав на панель и прижимая палку к животу, поспешно
уходил прочь; перед Алиной стоял кудрявый
парень, отталкивая ее, а она колотила его кулаками по рукам; Макаров хватал ее за руки, вскрикивая...
— В добрый час… Жена-то догадалась хоть
уйти от него, а то пропал бы
парень ни за грош… Тоже кровь, Николай Иваныч… Да и то сказать: мудрено с этакой красотой на свете жить… Не по себе дерево согнул он, Сергей-то… Около этой красоты больше греха, чем около денег. Наш брат, старичье, на стены лезут, а молодые и подавно… Жаль
парня. Что он теперь: ни холост, ни женат, ни вдовец…
Девушки запевают: «Ай во поле липонька» — и
уходят,
парни за ними, поодаль. Лель садится подле Снегурочки — и оплетает рожок берестой. Купава с Мизгирем подходят к Снегурочке.
Уходят все, —
парни с девушками, Купава с Мурашом, Бобыль с Бобылихой, — Снегурочка выходит из кустов, Лель с противоположной стороны.
Молодые берендеи водят круги; один круг ближе к зрителям, другой поодаль. Девушки и
парни в венках. Старики и старухи кучками сидят под кустами и угощаются брагой и пряниками. В первом кругу ходят: Купава, Радушка, Малуша, Брусило, Курилка, в середине круга: Лель и Снегурочка. Мизгирь, не принимая участия в играх, то показывается между народом, то
уходит в лес. Бобыль пляшет под волынку. Бобылиха, Мураш и несколько их соседей сидят под кустом и пьют пиво. Царь со свитой смотрит издали на играющих.
— Это ты верно, батюшко: истварились наши бабы, набаловались и
парни тоже… От этого самого и и орду
уходим, — говорил Тит. — Верное твое слово.
Дворник, служивший в этом доме лет пять и, вероятно, могший хоть что-нибудь разъяснить,
ушел две недели перед этим к себе на родину, на побывку, оставив вместо себя своего племянника, молодого
парня, еще не узнавшего лично и половины жильцов.
— Хотел я к
парням пристегнуться, чтобы вместе с ними. Я в это дело — гожусь, — знаю, что надо сказать людям. Вот. Ну, а теперь я
уйду. Не могу я верить, должен
уйти.
— Можно! Помнишь, ты меня, бывало, от мужа моего прятала? Ну, теперь я тебя от нужды спрячу… Тебе все должны помочь, потому — твой сын за общественное дело пропадает. Хороший
парень он у тебя, это все говорят, как одна душа, и все его жалеют. Я скажу — от арестов этих добра начальству не будет, — ты погляди, что на фабрике делается? Нехорошо говорят, милая! Они там, начальники, думают — укусили человека за пятку, далеко не
уйдет! Ан выходит так, что десяток ударили — сотни рассердились!
— Займитесь им, отвезите к нам! Вот платок, завяжите лицо!.. — быстро говорила Софья и, вложив руку
парня в руку матери, побежала прочь, говоря: — Скорее
уходите, арестуют!..
Теперь, как пишу это, так и представляется мне этот майор, высокий, сухощавый и молчаливый
парень, довольно глуповатый, вечно углубленный в свое занятие и непременно с ремнем в руке, на котором он денно и нощно направлял свою донельзя сточенную бритву и, кажется, весь
уходил в это занятие, приняв его, очевидно, за назначение всей своей жизни.
— Кабы сразу тыщами ворочать — ну, еще туда-сюда… А из-за грошей с народом возиться — это из пустого в порожнее. Нет, я вот погляжу-погляжу да в монастырь
уйду, в Оранки. Я — красивый, могутно́й, авось какой-нибудь купчихе понравлюсь, вдове! Бывает этак-то, — один сергацкой
парень в два года счастья достиг да еще на девице женился, здешней, городской; носили икону по домам, а она его и высмотрела…
И сердито
ушла. Людмила тоже не решилась взять бумажку; это еще более усилило насмешки Валька. Я уже хотел идти, не требуя с
парня денег, но подошла бабушка и, узнав, в чем дело, взяла рубль, а мне спокойно сказала...
Уходи-т-ка,
парень, прочь, —
Я разбойницкая дочь.
Наплевать, что ты пригож, —
Я всажу те в брюхо нож.
Мне не надо мужика, —
Полюблю я босяка.
Уйдя, он надолго пропал, потом несколько раз заходил выпивший, кружился, свистел, кричал, а глаза у него смотрели потерянно, и сквозь радость явно скалила зубы горькая, непобедимая тоска. Наконец однажды в воскресенье он явился хмельной и шумный, приведя с собою статного
парня, лет за двадцать, щеголевато одетого в чёрный сюртук и брюки навыпуск.
Парень смешно шаркнул ногой по полу и, протянув руку, красивым, густым голосом сказал...
— Так, — сказал Кожемякин, довольный тем, что дело оказалось простое и
парень этот сейчас
уйдёт. Но из вежливости он спросил...
Утром, напившись
парного молока, я
уходил в Шуваловский парк и гулял здесь часа три, вспоминая прошлое лето и отдаваясь тем юношеским мечтам, которые несутся в голове, как весенние облачка.
Эти речи сильно смущали Нюшу, но она скоро одумывалась, когда Феня
уходила. Именно теперь, когда возможность разлуки с Алешкой являлась более чем вероятной, она почувствовала со всей силой, как любила этого простого, хорошего
парня, который в ней души не чаял. Она ничего лучшего не желала и была счастлива своим решением.
Только вижу,
парень мой не
уходит.
Все это куда бы еще ни шло, если бы челнок приносил существенную пользу дому и поддерживал семейство; но дело в том, что в промежуток десяти-двенадцати лет
парень успел отвыкнуть от родной избы; он остается равнодушным к интересам своего семейства; увлекаемый дурным сообществом, он скорей употребит заработанные деньги на бражничество; другая часть денег
уходит на волокитство, которое сильнейшим образом развито на фабриках благодаря ежеминутному столкновению
парней с женщинами и девками, взросшими точно так же под влиянием дурных примеров.
— Ты, дедушка, не пуще тужи: може статься,
уйдет еще твой-то — не поймают! — добродушно подхватил
парень.
Скорбь
парня постепенно, казалось, сосредоточивалась и
уходила в его душу.
— Что говорить-то? И-и-и, касатка, я ведь так только… Что говорить-то!.. А коли через него, беспутного, не крушись, говорю, плюнь, да и все тут!.. Я давно приметила, невесела ты у нас… Полно, горюшица! Авось теперь перемена будет:
ушел теперь приятель-то его… ну его совсем!.. Знамо, тот, молодяк, во всем его слушался; подучал его, парня-то, всему недоброму… Я сама и речи-то его не однова слушала… тьфу! Пропадай он совсем, беспутный… Рада до смерти:
ушел он от нас… ну его!..
А море — дышит, мерно поднимается голубая его грудь; на скалу, к ногам Туба, всплескивают волны, зеленые в белом, играют, бьются о камень, звенят, им хочется подпрыгнуть до ног
парня, — иногда это удается, вот он, вздрогнув, улыбнулся — волны рады, смеются, бегут назад от камней, будто бы испугались, и снова бросаются на скалу; солнечный луч
уходит глубоко в воду, образуя воронку яркого света, ласково пронзая груди волн, — спит сладким сном душа, не думая ни о чем, ничего не желая понять, молча и радостно насыщаясь тем, что видит, в ней тоже ходят неслышно светлые волны, и, всеобъемлющая, она безгранично свободна, как море.
Такие отношения установились у них быстро; в две-три встречи Медынская вполне овладела юношей и начала медленно пытать его. Ей, должно быть, нравилась власть над здоровым, сильным
парнем, нравилось будить и укрощать в нем зверя только голосом и взглядом, и она наслаждалась игрой с ним, уверенная в силе своей власти. Он
уходил от нее полубольной от возбуждения, унося обиду на нее и злобу на себя. А через два дня снова являлся для пытки.
— Смолин? Н-да… он — ше-ельма… дельный
парень… Ну — я
ушел… Так ты того, — вооружись!..
— Так без погребения и покинули. Поп-то к отвалу только приехал… Ну, добрые люди похоронят. А вот Степушки жаль… Помнишь,
парень, который в огневице лежал. Не успел оклематься [Оклематься — поправиться. (Прим. Д.Н.Мамина-Сибиряка.)] к отвалу… Плачет, когда провожал. Что будешь делать: кому уж какой предел на роду написан, тот и будет. От пределу не
уйдешь!.. Вон шестерых, сказывают, вытащили утопленников… Ох-хо-хо! Царствие им небесное! Не затем, поди, шли, чтобы головушку загубить…
— Эх, Ваня, Ваня! Да есть ли земля, где б поборов не было? Что вы верите этим нехристям; теперь-то они так говорят, а дай Бонапарту до нас добраться, так последнюю рубаху стащит; да еще заберет всех молодых
парней и
ушлет их за тридевять земель в тридесятое государство.
Считалось их в эту затишную пору всего семеро: они трое, Федот, никуда не пожелавший идти со своим кашлем, Кузька Жучок, Еремей и новый — кривой на один глаз, неумный и скучный
парень, бывший заводской, по кличке Слепень. Еремей было
ушел, потянувшись за всеми, но дня через три вернулся с проклятьями и матерной руганью.
Туго натянутая кожа бубна бухала каким-то тёмным звуком, верещала гармоника, в тесном круге
парней и девиц всё ещё, как обожжённые, судорожно метались двое; девицы и
парни смотрели на их пляску молча, серьёзно, как на необычно важное дело, солидные люди частью
ушли во двор, остались только осовевшие, неподвижно пьяные.
А сводне-то обидно показалось, что девка больно билась, вот она
ушла вперед на прииск да оттуда
парней и прислала штук десять…
Взглянул я на
парня: лицо круглое, курносое, точно из камня высечено, а серые глаза далеко вперёд
ушли. Говорит — глухо, идёт без шума и вытянулся весь, словно прислушивается или большая сила кверху тянет его. Руки за спиной держит, как, бывало, мой тесть.
Аполлинария Панфиловна. Погуляйте немножко! На воздухе-то лучше. Куда вам торопиться!.. Да где он тут? Вон, кажется, идет… Парень-то так, без дела шатается… он и проводит вас. Прощайте! (
Уходит.)
(
Ушли. Тишина. Где-то поют песню. Потом раздаются тихие голоса. Появляются Ягодин, Левшин и Рябцов, молодой
парень. Он часто встряхивает головой; лицо добродушное, круглое. Все трое останавливаются у деревьев.)
Молодой
парень. Нет у меня про это ни полушубка, ни сапогов. (Быстро
уходит.)
— С ним толкуй об этом, а не со мной, не меня моешь! — сухо сказал
парень,
уходя со двора.
Смысл этой игры — глубок. Все карты —
парные, он один — один, ибо его пара до игры — сброшена. Всякая карта должна найти свою пару и с ней
уйти, просто — сойти со сцены, как красавица или авантюристка, выходящая замуж, — со стола всех еще возможностей, всеможности, единоличных и, может быть, исторических судеб — в тихую, никому уже не любопытную, не нужную и не страшную стопу отыгранных —
парных карт. Предоставляя ему — весь стол, его — своей единственности.
Парни.
Уйти надо на проулок. А то какая же тут игра!
— Сначала речь про кельи поведи, не заметил бы, что мысли меняешь. Не то твоим словам веры не будет, — говорила Фленушка. — Скажи: если, мол, ты меня в обитель не пустишь, я, мол, себя не пожалею: либо руки на себя наложу, либо какого ни на есть
парня возьму в полюбовники да «уходом» за него и
уйду… Увидишь, какой тихонький после твоих речей будет… Только ты скрепи себя, что б он ни делал. Неровно и ударит: не робей, смело говори да строго, свысока.
— Руки наложу на себя: камень на шею да в воду, — сверкая очами, молвила Настя. — А не то еще хуже наделаю! Замуж «уходом»
уйду!.. За первого
парня, что на глаза подвернется, будь он хоть барский!.. Погоней отобьешь — гулять зачну.
И что-то всем стало невесело. Недолго гостили
парни у Мироновны,
ушли один за другим, и пришлось девушкам расходиться по домам без провожатых; иные, что жили подальше от Ежовой, боясь, чтобы не приключилось с ними чего на дороге, остались ночевать у Мироновны, и зато наутро довелось им выслушивать брань матерей и даже принять колотушки: нехорошее дело ночевать девке там, где бывают посиделки, грехи случаются, особливо если попьют бражки, пивца да виноградненького.
Парня он
услал в город Макарьев.
Парень послушался и
ушел. В коридор вышел Шерстобитов с беспартийным
парнем, и сквозь перегородку Женькиной комнаты нам слышен был разговор. Шерстобитов бил себя кулаком в грудь и орал басом...
Обрадованный получением пузырька со снадобьем, Кузьма Терентьев не обратил внимания на то, что Петр Ананьев, только что вернувшийся, усталый до изнеможения и повалившийся на лавку отдыхать, снова
ушел из дому. Он даже забыл об этом неожиданном уходе. В голове молодого
парня вертелась одна мысль, как обрадуется его Фимочка, получив снадобье и как крепко она поцелует его за такое быстрое и успешное исполнение ее поручения.
Сидела она и думала о том, как хорошо жить на свете и как хорошо она сделала, что
ушла из вуза сюда, в кипящую жизнь. И думала еще о бледном
парне с суровым и энергическим лицом. Именно таким всегда представлялся ей в идеале настоящий рабочий-пролетарий. Раньше она радостно была влюблена во всех почти
парней, с которыми сталкивалась тут на заводе, — и в Камышова, и в Юрку, и даже в Шурку Щурова. Теперь они все отступили в тень перед Афанасием Ведерниковым.
— Что ты без толку брешешь, — остановил его другой, — долго-ль так невинного человека погубить. Со злости тогда, что красоту его испортили, сболтнул, а то статочное ли дело на убийство решиться. В уме ли ты,
парень. Смотри сам под ответ не попади. Следственник его уже допрашивал, он сам говорил, что все дотошно показал.
Уйди от греха.
Другой извозчик смотрел еще очень молодым
парнем. Курчавый и веснушчатый, он
ушел головой в триковый ваточный картуз; из-под стоячего воротника синего кафтана выглядывала розовая рубашка. Шарфа он не носил.
— А теперь вот что. Пора тебе
уходить. Я жду к себе своего
парня.